Где я только не жил, начиная с моего родного города Коростень и заканчивая нынешним воронежским пристанищем! Но мой главный, стержневой родовой корень был и остается во глубине курских черноземов, в селе Касторное-Восточное. Дядья, племяши тут чуть ли не на каждой улице, да еще за рекой Ушивкой добрая, смиренная тетя Катя с мужем Михалычем, которая была одно время во главе церковной десятки здешнего Успенского храма, построенного еще при Екатерине Великой. А вот Курской-Коренной иконы Божией Матери «Знамение» в моем домашнем иконостасе я не только не имел, но даже не знал, что такая вообще существует.
Курская-Коренная икона Божией Матери «Знамение»
|
Обрел же я ее в конце концов по обстоятельствам печальным, даже горьким. Недавно после смерти моей старенькой тети Кати ее сын Володька передал мне на память матушкин увесистый дряхлый том Библии XIX века в синодальном переводе с об лохмаченными уголками, растрескавшимся кожаным корешком затертого переплета и бледно-серым тайным запахом вечности. Вместе с Библией мне предназначались старинная медная лампадка и икона на крашеной фанерке – та самая Курская-Коренная. Я ее впервые увидел: двенадцать едва различимых темных ликов, будто густо закопченных свечным пламенем, среди которых с первого взгляда я признал только Пресвятую Богородицу и Младенца Иисуса.
Вид самый простенький, даже какой-то деревенский: без оклада, явно отпечатана невесть когда на бумаге в ручной литографии и наклеена с перекосом на видавшую виды фанеру, уже всю растрескавшуюся.
Так что под предлогом, что мне еще только предстоит старательно исследовать иконографию нового образа, я не поспешил определить его в свой богатый, сверкающий позолотой и серебряными бликами домашний трехрядный иконостас во всю стену.
Вид самый простенький: без оклада, явно отпечатана невесть когда на бумаге в ручной литографии и наклеена на видавшую виды фанеру
Но даже когда я уже хорошо изучил каждую черточку моей Курской-Коренной, все равно не установил ее рядом с другими ликами. Вроде никак не мог найти именно ее, подобающее ей место.
А тут вскоре я по делам оказался в далекой литовской Клайпеде: так судьба моя нелегкая распорядилась. Жил три месяца на чужбине среди костелов. Говорят, были там два православных храма, но никто мне к ним дорогу не показал. Так что выручала лишь вырезанная из карельской березы трехстворчатая икона-складень, верный спутник пилигрима. Но я не раз с печалью вспоминал свой иконостас – и почему-то со все нарастающим чувством вины тетину икону-калечку «Знамение».
Курская-Коренная икона Божией Матери «Знамение» в окладе
|
Когда настало время возвращения, я всю дорогу взволнованно сидел у окна и с нетерпением ждал, когда замелькают в окнах нашего поезда маковки родных церквушек.
В двери дома чуть ли не вломился – и тотчас к родному иконостасу. Обмахнул себя радостно крестным знамением, но вижу – чего-то для полноты ощущения как будто не хватает в моем просторном трехрядном духовном сооружении. Тут я со смущением спохватился, что моя старенькая, потемневшая, заброшенная Курская-Коренная до сих пор сиротливо обретается в кабинете на столе.
Я пристыженно вошел туда. Огляделся со смущением, но не сразу узнал свою икону.
Прежде она была затянута густой протемью, повреждена местами, а теперь словно чудесно обновилась – вся цела-целехонька и радостно светится мягкой матовой голубизной. Я сквозь нее как в окошко глянул на светлый мир Божий. Ни пятнышка мутного. Ожила, матушка, засияла. Расцеловав икону, я установил ее в общий ряд, будто в семью родную вернул.
Из книги Сергия Пылёва «Божьи искорки. Невыдуманные истории».
Изд-во Сретенского монастыря, 2017 г.
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все поля обязательны к заполнению.